КАРМЕН ДЕ ЛОС ЛЬЯНОС:

«Память у меня всегда была неплохая.

В апреле 1931 года мне семь лет, с улицы раздаётся крик соседа дона Хулио: «Да здравствует Республика!» Кто-то приносит газету, там фотография короля в вагоне поезда, Альфонсо XIII покидает страну. Дядя Мануэль, мамин брат, читает газету вслух: «Будет ли кризис? Какой ещё вы ожидаете кризис, если страна укладывается спать монархией, а просыпается республикой?»

Наш отец давно был вовлечён в конкретную политическую борьбу. В начале 1934 года он с братом закупал оружие для бастующих шахтеров Астурии. В октябре руководил одним из четырёх секторов восстания в Мадриде, которое было подавлено. К нам домой явилась полиция, отца искали. Он скрылся во Франции. Молодожён дядя Лауреано никуда не уехал, он не хотел оставлять жену, его арестовали и бросили в тюрьму Модело. По воскресеньям мы ходили его навещать. Однажды дядя представил нас стоявшему рядом за решёткой представительному человеку, Франциско Ларго Кабальеро: «это дети Вирхилио».[1]

Позже нам сказали, что папа в эмиграции в Москве. Оттуда в подарок от него привезли пионерские галстуки. На металлических пряжках были выгравированы языки костра, пылающего на пяти континентах. Когда на февральских выборах 1936 года победил Народный Фронт, отца не амнистировали, и ему посоветовали остаться в СССР. Об этом нам сообщил человек, передавший бабушке небольшую сумму денег партийной помощи – водитель Ларго Кабальеро, лидера социалистов.

В моей памяти жива тогдашняя бурная политическая реальность. Например, сосед дон Хулио организовал сбор средств в помощь сиротам Астурии. Публика в домах вокруг жила небогатая, но «Хулио-социалист», как все его называли, сумму набрал значительную. Наш священник падре Николас тоже внёс какие-то деньги, сказал с некоторым укором: ты бы уже собирал на пропитание жителям епархии Сан Лоренсо… Дон Хулио резко повернулся к нему, ответил: «Ты когда-нибудь бывал в шахтерских посёлках, Николас? Там многие дети не доживают до пяти лет!»

Теперь я думаю – такое чувство солидарности в нас воспитывали христианские заповеди и жестокая повседневность.

Иногда выдавались дни безоблачные, как прежде. Актёрской дочке, мне часто перепадали контрамарки в Театро Комико. Там выступал знаменитый дуэт Лорето Прадо и Энрике Чикоте[2]. Эти актёры пользовались такой популярностью, что в январе 1936 в их честь назвали улицу в центре Мадрида! С подружками я ходила в кино. Помню фильмы с участием Чарли Чаплина «Золотая лихорадка», «Цирк», “Огни большого города”, картину «La verbena de la Paloma» (1935) и особенно музыкальную комедию «Morena Clara» (1936)  с изумительной Империо Архентина – её нам удалось посмотреть в кинотеатре «Риальто» после часа стояния в очереди за билетами…

Тревога ощутимо нарастала. В воздухе висела неопределенность, участились стычки и убийства политических противников. Мадрид был полон самых невероятных слухов. Страну лихорадило. Мне очень не хватало отца, в его присутствии мы чувствовали себя в безопасности. Мамин театр готовился к ежегодным гастролям в Латинской Америке, там открывался зимний театральный сезон. Кстати, несколько лет назад в Буэнос Айресе мама познакомилась с Федерико Гарсиа Лоркой. Их представила друг другу Лола Мембривес, исполнявшая роль матери в «Кровавой свадьбе», “Bodas de sangre”. Успех был ошеломительным, спектакль прошёл более ста пятидесяти раз. Я запомнила имя Лорки, потому что мне нравились его стихи, – всю жизнь нравятся…

…Бабушка Конча в последнее время неважно себя чувствовала. Всё чаще за нами присматривала её сестра Исабель, тоже вдова, чьи дочери, балерина и актриса, иногда навещали нас после спектаклей. Чтобы отличить эту Исабель от младшей маминой сестры Исабель, мы прозвали её tía Rubia, тётя Рубия. (Мамина сестра вышла замуж и переехала в Валенсию.)

Со времени переезда в другую квартиру в районе Куатро Каминос для семьи настали тяжкие времена. Бабушка Конча умерла, мы не знали – от болезни или от бед и горестей. Карлитос в те годы то и дело болел, его одолевали лёгочные проблемы. Требовалось улучшенное питание, которого негде было взять. Только изредка по воскресеньям тётя Эльвира водила нас в таверну в Каса дель Кампо, где кормили тушёной бараниной. На новом месте мы с братьями ходили в хорошую школу, но я скучала по своим прежним подружкам. Наступило время потерь. Сегодня я понимаю, что это было лишь начало…

…18 июля 1936 года произошёл военный мятеж против законного правительства Испании.

На улицах и на террасах кафе появились вооружённые милисианос – защитники Республики – помню, как они запрыгивали в трамваи, направляясь к месту назначения.

Скоро возникли очереди за продуктами, введены были карточки. По ним каждый раз выдавали всё меньше продуктов. Возник черный рынок, где масло, яйца, молоко продавались по астрономическим ценам…

Тревога стала нашим обычным состоянием.

Выстрелы доносились со всех сторон. Неизвестно было, кто стрелял, в кого стреляли. Открытые грузовики и фургоны с вооружёнными людьми проносились по улицам. По ночам иногда звучали одиночные выстрелы, иногда очередями.

На мои плечи легла обязанность следить, чтобы братья не сбегали из дома на осмотр окрестностей. Они там бродили и потом сообщали, сколько видели трупов. Или докладывали домашним об очередном сожженном монастыре…

Вдруг в доме появился отец в военной форме, с пистолетом в кобуре на портупее. Оказывается, уже 25 июля он отплыл из Ленинграда в Лондон, затем переправился во Францию. В столице Каталонии он начал работать в Объединённой Социалистической партии Каталонии (ОСПК), куда вошла ИСРП. В Барселоне отца назначили комиссаром десантной колонны, которой предстояло отбить у мятежников Майорку. Это было отцовское крещение боем, хотя операция закончилась неудачей. В нашем архиве хранится копия его «Докладной записки о десантной операции на Балеарских островах в августе 1936 года». Это уникальный документ, как с точки зрения исторической правды, так и по степени самокритичности.

 «…Наше отступление с Балеарских островов было результатом предательства… Можно сказать, это была превосходная школа для предателей, убедившихся в собственной безнаказанности и в том, что вооружённый народ не так жесток, как его рисуют. Его можно обмануть!»

В те годы помню, что слово «предательство» не раз царапало мой слух.  А задавать вопросы часто было некому, отец воевал на фронте.

…День, когда первый самолёт сбросил бомбы на Мадрид, стал началом варварского запугивания людей. Ведь тогда в столице ещё не было противовоздушной обороны! Бомбардировки стали ежедневными. Масштабы разрушений и числа жертв росли день ото дня. Большинство налётов совершали Юнкерсы, они прилетали группами по три самолёта, мадридцы называли их «три вдовы». Легион «Кондор» сбрасывал на нас  и  зажигательные бомбы; сообщалось, что повреждены исторические здания. Фонды музея Прадо после этого стали отправлять в Валенсию, где их особым способом укрывали в подвалы башен Серранос…

В ноябре разбомбили больницы Сан Карлос и Санта Исабель, тела находили раздавленными и израненными пулемётными очередями – после сброса бомб Юнкерсы летели на бреющем полёте и расстреливали людей… 17 ноября налёт длился с девяти вечера до двух часов ночи.  Люди не успевали спуститься в метро, сирены пожарных команд и машин скорой помощи перекрывали сигналы воздушной тревоги.

Но паники в городе не было. Люди дисциплинировались. Женщины готовили пищу и шили одежду для солдат. Дети, включая моих братьев, доставляли в трамвае еду в траншеи на передовую, часто под обстрелом мятежников.

Однажды распространился слух, что мавры из Иностранного Легиона вошли в город. По радио жителей призвали готовить кипяток, с балконов лить его на головы врагов. В каждой семье нашего района стали кипятить в кастрюлях воду, и наша тётя, самая мирная женщина на свете, в стороне не осталась…

Обстановка в Мадриде накалялась, нас троих решили перевезти в Валенсию. Туда уже переместилось правительство Республики. Хотя наш отец, политкомиссар каталонской колонны «Свобода», под командованием подполковника Рафаэля Лопеса Тьенда, Rafael López Tienda, продолжал защищать Мадрид. Он воевал на одном из самых опасных участков фронта, плечом к плечу с милисианос отряда Дуррути, прославленного лидера анархистов, трагически погибшего на своём посту.[3]

…По сравнению с Мадридом Валенсия показалась нам мирным оазисом. Правда, мятежники обстреливали город с кораблей, но пока не бомбили… Чудесным образом, здесь в моей душе воцарился мир, не объяснимый логически. Ушла тревога, и за братьев я перестала беспокоиться. Они играли в футбол, мы опять ходили в школу. Особенно я полюбила поездки на трамвае на пляж Мальвароса, меня тянуло туда как магнитом. (Теперь-то я знаю: это был знак…) В ресторанчиках на первой линии пляжа восхитительно пахло паэльей, приготовленной традиционно на дровяном огне, рыбаки продавали свежий улов прямо из лодок. Солнце грело даже зимой, и брат перестал кашлять. Хотя врачи сказали, что ему следует срочно заказать жесткий корсет: обнаружилось начало костного туберкулёза. Перебоев в питании тут не было – Валенсия была окружена огромными фруктовыми плантациями, фермами, славилась как «всеиспанский огород».

Тётя Исабель знала о моей любви к музыке. В здешних садах Виверос по воскресеньям играл городской оркестр. Я бегала туда с разрешения тёти, мелодии уносили из сердца тревогу.

В ночь на 12 января 1937 года на Валенсию упали первые бомбы. Но всего пять дней спустя сады Виверос снова звучали классической музыкой. А на вечер 24 января тётя Исабель купила нам с ней билеты в филармонию: под управлением знаменитого дирижёра Бартоломэ Переса Касаса оркестр играл Римского-Корсакова, Дворжака и Вагнера!  Я поклялась себе, что вырасту и буду работать, не щадя сил, чтобы позволить себе покупать абонементы на подобные концерты. Этот оркестр давал концерты в помощь беженцам разбомбленной Герники[4], в пользу экипажа советского судна «Комсомол», потопленного франкистами[5].»

…

Информация:

Cоюзники Франко, Муссолини и Гитлер, использовали испанскую территорию как полигон испытаний нового вооружения и первых массированных ударов по гражданскому населению. Во всём Валенсийском Сообществе полторы тысячи человек погибли в ходе воздушных налётов и обстрелов с военных кораблей. Валенсия, похоронившая 825 своих жителей, стала третьим городом Испании по числу жертв итальянской авиации, после Барселоны и Мадрида.

В октябре 1937 года в течение трех недель 19-летний сын дуче, Бруно Муссолини, сбросил 5.250 килограммов бомб на города и села Валенсии. До нынешнего дня пожилые жители, бывшие тогда детьми, содрогаются, вспоминая налёты Aviazione Legionaria.

_________________

[1] Франси́ско Ла́рго Кабалье́ро (исп. Francisco Largo Caballero; 1869, Мадрид — 1946, Париж) — испанский политик-синдикалист, глава Испанской социалистической рабочей партии (ИСРП) и Всеобщего союза трудящихся после смерти их основателя Пабло Иглесиаса. В период второй республики занимал пост министра труда (1931—1933) и был председателем правительства (1936—1937).

[2] Лорето Прадо (Loreto Prado) – испанская актриса, в течение полувека выступала с партнером по сцене и жизни Энрике Чикоте (Enrique Chicote).  Desde el día 18 de enero de 1936 la pequeña travesía situada entre las calles de la Ballesta y la Corredera baja de San Pablo tiene por nombre el de calle de Loreto Prado y Enrique Chicote aunque es más conocida por Loreto y Chicote, para abreviar.

[3] Хосé Буэнавенту́ра Дурру́ти Думанхе – (исп. José Buenaventura Durruti Dumange; 14 июля 1896 — 20 ноября 1936) — общественно-политический деятель Испании, ключевая фигура анархистского движения до и в период гражданской войны в стране. Погиб во время обороны Мадрида.

[4] Бомбардировка Герни́ки — воздушный налёт немецкого «Легиона Кондор» на священный город басков Гернику в ходе гражданской войны в Испании 26 апреля 1937 года.

[5] Теплоход «Комсомол» —советское судно, пострадавшее от фашистов (Средиземном море, 14 декабря 1936 г). Во время гражданской войны в Испании «Комсомол» первым из советских судов прорвал фашистскую блокаду и доставил танки и вооружения республиканцам.